Поскольку я решила вновь продолжить писать "Private". Это долгая история, но мое настроение требует больше слащавых парней с неопределенными сексуальными предпочтениями.
читать дальшеВернувшись из душа, вытирая голову полотенцем, Шишмарев увидел что-то на своем столе. Толстый молескин красного цвета красовался на краю рабочего стола. Стансилав не помнил, чтобы у него был такой, да, к тому же, на его рабочем столе не было ничего связанного с учебой или с творчеством, поскольку тетради он не успел выгрузить из чемодана, а учебники – взять в библиотеке. Молодой человек взял молескин в руки и покрутил его, рассматривая. Любопытство взяло верх, поэтому открыв его, Станислав начал читать последние страницы. Корявый почерк было достаточно сложно расшифровать, однако ему это удалось. В некоторых словах были явные орфографические ошибки, а где-то были поставлены лишние запятые. Судя по этим каракулям, это был личный дневник. Записи в нем были разного характера, но последняя из них особенно зацепила Шишмарева.
«Дорогой дневник, – начиналась она, – сегодня мне приснился новенький – Станислав».
Молодой человек сдвинул брови, вглядываясь в буквы. Нет, действительно «Станислав», он не обознался – это точно его имя. Шишмарев продолжил читать, вглядываясь в каждую строчку, с интересом, пытаясь понять, что о нем написали.
«Мы были с ним в каком-то довольно мрачном месте, – продолжала запись. – Это вроде как берег моря, но с другой стороны слишком пасмурный и холодный. Станислав был мокрый в какой-то странной одежде с красным платком. Этот платок – единственное, что выделялось на фоне всего остального мрачного и серого. Но не он мне бросался в глаза, а упругий живот, который проглядывал из-под его футболки».
«Живот»? Станислав нервно захлопал глазами, а затем вновь перечитал последнее предложение. И действительно там было слово «живот». Было в этом что-то очень пошлое и вульгарное, но даже это не остановило его от дальнейшего чтения.
«Живот такой бледный, покрытый мурашками от холода, вздрагивающий от каждого вздоха, неровных и нервных, будто я его только вытащил из воды и привел в чувство на берегу. Я нависаю над ним – наши губы в опасной близости. Облизываюсь, предвкушая их вкус. Будут ли они такие же сладкие, как Шварцвальдский вишневый торт?»
«Шварцвальдский»? Станислав сразу же глянул на разложенную кровать Дитриха. Неужели это его личный дневник? Шишмарев вновь перечитал предыдущие строчки, криво улыбнувшись, поняв, что действительно читал дневник своего соседа по комнате. И почему он сразу об этом не догадался? Это было вполне очевидно, учитывая, что в их комнате маловероятно мог попасть чей-то чужой дневник. Тогда возникал самый логичный вопрос: а почему Дитрих писал на английском, а не на немецком? И почему дневник лежал на столе Станислава? И тут Шишмарева осенило – Бухгольц специально подсунул ему этот дневник. Только зачем?
Станислав продолжил читать дневник своего соседа, чтобы понять, зачем его все-таки подкинули ему.
«Станислав приходит в себя и недоуменно смотрит на меня, он похож на напуганного котенка. Ну, ничего, я смогу его всему обучить. Но для начала мой желанный поцелуй…»
Дальнейшие строчки Станислав пробежал взглядом, поняв, что в них идет кое-что, что ему бы целиком не хотелось читать. На самом пикантном месте он закрыл молескин, отложил его на стол Дитриху и попытался унять смущение, которое нахлынуло на него. Извращенец, точно извращенец. Теперь Станиславу еще больше не хотелось сталкиваться с Бухгольцем, особенно в коридорах школы. И сейчас на завтраке ему меньше всего хотелось встретить его, ну, может еще и Схурмана. Мысленно молясь всем богам, чтобы его миновала эта учесть, Станислав направился в столовую.
@темы:
private,
творчество